Искусство бегать и прощать

Наталья Макарова – живая легенда балета. Прима Кировского театра, в 1970 году во время гастролей в Лондоне она приняла решение не возвращаться в СССР. Запад подарил Макаровой всемирную славу и впечатляющие знакомства: Элизабет Тейлор брала у нее автограф, а бывшая жена президента Кеннеди Жаклин Онассис крестила ее сына Андрея. 

Наталья Макарова: Как дочка, Денис? (у Матвиенко в январе родилась дочь Лиза. – Forbes).

Денис Матвиенко: Она такая разговорчивая! Восемь утра, а она разговаривает вовсю.

Н.М.: Болтливая женщина. Ну что, начнем?

Виктория Федорина: Начнем! Вы по-прежнему считаете, что главное в балете – умение красиво бегать и уметь прощать?

Н.М.: У меня есть фраза – нести себя над полом. Нельзя же прозаически ходить по сцене. Про бегать все понятно. Бежать, когда ты в образе, невероятно трудно. А почему прощать?

В.Ф.: Как-то о «Лебедином озере» вы сказали, что это балет о прощении. Одетта смогла простить Зигфрида, и это главное.

Н.М.: Прощение – главное человеческое качество. В балете редкое. Я давно всем все простила.

В.Ф.: С чего для вас начался балет?

Н.М.: Я пришла в балет поздно, в 13 лет. До этого занималась гимнастикой, акробатикой. Была, что называется, гуттаперчевой, без костей.

Д.М.: Повезло вам, я был не таким.

Н.М.: Я поняла, что балет мое призвание и моя жизнь, поздно, в предвыпускном классе.

Д.М.: А я довольно рано, с первых классов.

Н.М.: До балета я усердно занималась литературой и рисовала. Так много всего интересного было вокруг.

Д.М.: А у меня вначале педагог был неинтересный. А потом все изменилось.

Н.М.: Да? Педагог может быть интересен ребенку?

Д.М.: Три начальных класса было скучновато: нам преподаватель говорил «пятая позиция, во второй сел, сделай пируэт, упади, но не подскочи». И все мы падали. Это было невероятно скучно. А вот с пятого класса нас взял отличный педагог.

Н.М.: Кто?

Д.М.: [Валерий] Парсегов, он получил когда-то приз Нижинского в Париже. Он дал нам свободу.

Н.М.: Удивительно.

Д.М.: Да, и мы полюбили и балет, и его. А когда у нас дуэт стал преподавать Ковтун…

Н.М.: Это который «Спартака» поставил?

Д.М.: Нет, который с Плисецкой много танцевал. Он всегда говорил: в дуэте вас должно быть не видно, вы – тень балерины.

Н.М.: Ну уж прямо… Значит, с женщинами у тебя хорошие отношения?

В.Ф.: А у вас как было в школе?

Н.М.: По-разному. Помню Елену Васильевну Ширипину, ученицу Ваганова. Я вертела шене, вправо еще ничего, а вот влево… Так она открыла дверь, выпихнула меня и сказала – «продолжай, девушка, продолжай». И я продолжала, уже в коридоре.

В.Ф.: Что такое шене?

Н.М.: Это повороты вокруг себя, в основном по диагонали, с продвижением.

В.Ф.: Фуэте?

Н.М.: Фуэте – это другое. Более противное.

Д.М.: В балете все противное (улыбается).

Н.М.: Ну, кроме гранд жете. И еще надо французский знать.

В.Ф.: Балетное эсперанто. Когда вы уезжали в 1970-м, понимали, что останетесь за границей?

Н.М.: Нет. Я поняла это только тогда, когда приняла решение и осталась.

В.Ф.: Страшно было?

Н.М.: Страшно. Вся жизнь пронеслась перед глазами, как будто пленку быстро прокрутили. Я поняла – либо сейчас, либо никогда. Боялась разлуки, разговоров.

Д.М.: Не особо про вас говорили – гораздо громче обсуждали Нуриева.

Н.М.: Говорили.

В.Ф.: Может, разговоров было меньше, потому что отъезд был не политическим? Вы же не уезжали как диссидент.

Н.М.: Я не уезжала, я оставалась – работать. Повторяла все время: я благодарна своей балетной школе. Но как было остаться? Мы же закрыты невероятно были. Якобсон (ленинградский хореограф. – Forbes) – единственная отдушина.

Д.М.: Раньше все были закрыты от Запада. Это сейчас, если ты востребован, ты танцуешь в разных театрах, напитываешься школами и пластикой. Я помню, «Шурале» восстанавливали… я – Али-Батыр…

Н.М.: «Шурале» – довольно классический балет, я его танцевала.

Д.М.: Целых пять минут я должен был разглядывать пни и коряги. Абсолютно без действия! Нужно было показать стиль тех годов, и я старался.

В.Ф.: Итак, вы остались в Лондоне. Что нравилось больше – современный балет, классика?

Н.М.: Я хваталась за все. У меня был такой артистический голод, что я все глотала. Было довольно трудно, но поэтому я и осталась, чтобы все это перетанцевать.

Д.М.: А были упреки от хореографов? Мы все же хорошо танцуем классику, а для модерна не можем раскрепоститься.

Н.М.: Нет, я благодарна Якобсону, он меня хорошо лепил, у меня не было комплексов.

Д.М.: Когда танцуешь только классику, загоняешь себя в рамки, и когда надо танцевать Макмиллана (Кеннет Макмиллан – английский танцовщик и балетмейстер. – Forbes)…

Н.М.: А я на него перешла естественно. Учиться надо было почти заново. Но ни одной секунды не жалела.

Д.М.: Скучали по родным?

Н.М.: Да, но не тереби. Ностальгии как таковой не было, все время уходило на работу. По лесу скучала.

В.Ф.: Расскажите о своих партнерах. Отчего вы мало говорите о Нуриеве?

Н.М.: Что рассказывать? Хотите, чтобы я рассказала, как он меня уронил? А потом, у меня с ним были и хорошие моменты. Он был отличный Ромео. В партнере важен магнетизм. И мужа надо выбирать после того, как станцуешь с ним танго.

В.Ф.: Вашего сына крестила Жаклин Онассис.

Н.М.: Да, это был красивый порыв. Совершенно неожиданный. Мы уже выбрали крестного, но случайно оказались с Джекки рядом в театре, и… в 1978 году она его крестила. Потом она приходила, приносила игрушки, а затем она, по-моему, заболела, и ей стало не до нас.

В.Ф.: Чего в вашем танце больше: вас или техники?

Н.М.: Наверное, это каждый раз я. И у меня не бывает двух одинаковых Одиллий и Одетт.

Д.М.: В любой партии, в любом персонаже – это прежде всего Наталья Макарова.

Н.М.: Многое зависит от образа. Вот в «Истории Манон» надо играть француженку. Это должно быть «нечто такое» в повороте головы, в плечах.

Д.М.: Макмиллан видел Наташу, когда создавал «Манон».

В.Ф.: У вас есть нелюбимые роли?

Н.М.: Есть – когда нужна одна техника.

Д.М.: Как я вас понимаю: «Дон Кихот», «Корсар»… «Корсар», «Дон Кихот»… А мне хочется «Онегина», «Манон».

Н.М.: Это ты всегда успеешь. Молодые танцуют одинаково. Всех принцев. Хорошо технически, но – одинаково. А одной техники мало. Нужно читать книги.

В.Ф.: Вам нравилось танцевать с Михаилом Барышниковым?

Н.М.: Когда он приехал на Запад, стал неплохим партнером. В России я иногда даже отказывалась с ним танцевать.

Это я помогла Барышникову остаться. Он приехал, позвонил, и я отправила к нему приятельницу-агента. И устроила ему спектакль, «Жизель». Иначе Михаилу пришлось бы ждать следующего сезона. Так он получил свой дебют в Метрополитен-опера.

В.Ф.: Вы остались в Англии, но в труппе Лондонского королевского балета не танцевали, уехали в Штаты.

Н.М.: Балерины восстали, написали петицию: если возьмете Макарову, мы все уйдем. Во Франции случилось то же самое.

В.Ф.: Балерины потом перестали вас бояться?

Н.М.: Такой задачи я перед собой не ставила.

Д.М.: Мне кажется, такой задачи ставить перед собой не нужно, балетные интриги тебя не касаются, надо просто танцевать.

В.Ф.: Переучиваться трудно?

Н.М.: Самое трудное – руки. Ноги воспитать можно. Руки – очень непросто. Если не поставили рук, нет выразительности, нет жеста.

В.Ф.: Почему вы вернулись к «Баядерке»?

Н.М.: Я смотрела «Баядерку» в школе, на галерке. Страсть, драматургия, актеры, индивидуальности, змеи – невероятное впечатление произвели, на всю жизнь его запомнила. Когда встал вопрос, что делать в Киевском оперном, я сказала: надо ставить «Баядерку». Это мой багаж, я его отдаю.

Д.М.: Можно признаюсь? Для меня ваш дуэт с Барышниковым, вы танцевали «Другие танцы», – нечто необыкновенное. Это было так легко. Сочетание: Роббинс, Шопен и вы.

Н.М.: Нам было легко!

Д.М.: А как вы это делали! У Барышникова потрясающая координация.

В.Ф.: Вам трудно смотреть балет?

Н.М.: Иногда даже нравится. «Лебединое озеро» Фредерика Аштона с Марго Фонтейн мне очень понравилось. Я плакала, настолько она меня тронула.

Д.М.: А мне трудно. Мы же видим недостатки, это остальные люди видят все красивое.

В.Ф.: Секреты успеха у вас есть?

Н.М.: Я знаю, что у меня есть талант. Я не играю на сцене, а проживаю. И я не люблю фальши. Ни в жизни, ни на сцене.

Д.М.: Сцена вообще раздевает людей, сразу все видно.

В.Ф.: Что бы вы посоветовали молодым? Кроме школы и техники?

Н.М.: В профессии важно… качество. Не количество. И страсть. Одухотворенность.